Всё это нужно пережить - Страница 24

К оглавлению

И лучшего не ведал строя. Но был ли в этом виноват?

Хотя наивность и весна шагали майскою колонной,

Воспоминаньям свет зелёный дают другие времена.

Я жил на улице Франко в Луганске – Ворошиловграде.

Я отразился в чьём-то взгляде пусть не поступком, но строкой.

А время кружит в вышине, перемешав дела и даты,

Как будто зная, что когда-то навек останется во мне.

В памяти остаётся далеко не всё. Многое (даже слишком) забывается. Но, видно, есть какая-то высшая логика в отборе воспоминаний. Хотя, я жалею, что не вёл дневник. Начинал один раз, в восьмом классе. Пару вечеров записывал в тетрадь то, что происходило днём. Но это было так натужно и ненатурально, что мне даже стало стыдно, и я с лёгкой душой плюнул на это дело. Больше к мыслям о создании былинной летописи «дней суровых» не возвращался. Тем более, через несколько лет начал писать стихи, в которых старался быть искренним и честным по отношению к себе. А, возвращаясь к нашим с Женей будням «отпетых бездельников» (это так мама однажды нас назвала), вспоминаю, что застали мы с ним и конный двор, на месте которого с течением времени появился центральный рынок и прилегающая к нему «базарная» площадь. Ряды «линеек» и подвод притягивали наше внимание. Это было замечено извозчиками, и один из них благосклонно прокатил нас на своей телеге, сделав круг и покрикивая «Нно, пошла, родимая!». Но подержаться за вожжи не дал. «Ну, так и не огрел» - благоразумно заметил Женька, уже имея в этом определённый опыт. Излюбленным нашим маршрутом было посещение «синего» магазинчика, который располагался на месте нынешнего русского драматического театра. Он был действительно синего цвета и, похоже, построен из фанеры. Торговали в нём канцелярскими принадлежностями, бижутерией и даже игрушками, что вызывало повышенный интерес. Однажды, придя в очередной раз на свидание с его манящими витринами, мы обнаружили лишь синие развалины, зато рядом работал экскаватор, что было ещё интересней. Город строился и перестраивался, меняя свой облик, превращаясь из большой деревни в настоящий областной центр со своим неповторимым обликом и нравом. Причём, всё это происходило достаточно быстро. Обретала реальные очертания нынешняя Театральная площадь, обрамлённая комплексом пятиэтажных жилых домов, где получали квартиры, в том числе, семьи заводчан. Мы тоже ждали своего часа. Помню, как однажды вечером пошли на эту площадь просто побродить, обсуждая какие-то животрепещущие вопросы. И вдруг со страшным гулом обрушились четыре этажа нового дома, расположенные над аркой, сделанной для прохода во двор. Зрелище было страшное. Никто не пострадал, потому что дом ещё не был заселён. Говорили, что при строительстве использовали цемент не той марки, а, может, просто в раствор добавляли слишком много песка, в расчёте, что и так сойдёт. Не сошло. Но восстановили его очень быстро и благополучно заселили. Думаю, что мало кто помнит о том обрушении. Дом стоит. По одну сторону арки – магазин «Кохана» (по-моему, очень удачное название), по другую – долгие годы был междугородный телефон-телеграф, а что будет – время покажет. А вот, что было в нашем дворе, ещё есть время вспомнить. Во-первых, там стоял турник, которого я откровенно боялся, особенно после того, как однажды папа подсадил меня, я молодецки схватился руками за перекладину и… бессильно повис, подёргиваясь и раскачиваясь.

Папа не нашёл ничего лучшего, как при всём честном народе (как назло, мои гимнастические изыски обозревали все соседи) пренебрежительно воскликнуть: «Висишь, как сосиска!». Соседи посмеялись в тон этому шедевру педагогики, а я на долгие годы заимел комплекс страха перед перекладиной. Ещё во дворе были два столика с лавочками, где можно было выпивать и закусывать, играть в домино или обсуждать внешнюю политику (внутреннюю из понятных опасений не трогали). Говорят, что соседи будут везде, даже в раю. Я плохо помню наших соседей. Мы занимали половину дома, а во второй - жила пожилая (по тем моим взглядам) женщина с сыном, старше меня на несколько лет. Его звали Сеня Симкин, он, став взрослым, работал электриком на тепловозостроительном заводе, слыл книгочеем, о чём даже было написано в заводской газете. Друзья звали его Сэм, и я спустя много лет вздрогнул, увидев стихи его полного тёзки Сэма Симкина. Сеня погиб молодым. Будучи в гостях, он с друзьями вышел на балкон, который неожиданно рухнул, похоронив под обломками двух приятелей. Светлая память. А его мама по каким-то причинам враждовала с моим дедом, да и родителя её недолюбливали, называя «рыжей». Никаких скандалов не было, но действия «рыжей», её кулинарные пристрастия и фасоны одежды обсуждались без одобрения. Во дворе был маленький огородик, несколько деревьев и шикарный куст сирени, который рос прямо возле забора, что создавало предпосылки для ежегодных покушений на целостность его композиции. Старшие пацаны бессовестно дарили охапки «нашей» сирени своим барышням. Так что, сиреневый туман был у нас обычно непродолжительным и сопровождался дедовыми угрозами в адрес «босяков», ломающих такой справный куст на букеты своим «шиксам».

* * *

Сирень парит над садом, взмывая в небеса.

И кажется, что рядом вершатся чудеса.

И у судьбы в запасе – ещё пять лепестков.

В несбыточное счастье поверить я готов.

Летом, когда как в песне, «поспевали вишни в саду у дяди Вани», и не только у него, но и по всей округе, урожай собирался всем наличным семейным составом (взрослые собирали в кошёлки, а я прямо в рот). Потом после мытья вишен и освобождения их от косточек (тоже процедура, требовавшая терпения и определённых навыков), во двор выносился медный таз, между кирпичей раскладывался костёр, и уже вскоре над розовопенным, бурлящим вареньем, будоража весь двор, зависал дымно-вишнёвый аромат (куда там «Баунти» и прочие псевдорайские наслаждения)… Пенку собирали на блюдечко, потом в неё макалась булочка, и всё это запивалось молоком. При том, что в другие жизненные периоды я молоко не переносил. Дед, тоже не пропускавший момента дегустации, удовлетворённо давал резюме: «Вот, и зимой будет фрухт, и Курчатову приятно». Почему Курчатову? Это он меня так называл. Дедушка был уверен, что я тоже совершу какое-то открытие и буду большим учёным. Не оправдал…