Всё это нужно пережить - Страница 20

К оглавлению

Детство

Дед шил шапки и пел песни. А я сидел на столе и ел картошку.

Пахло кожей и тёплым мехом. А на стене висела карта мира.

И два портрета висели рядом. А на них – два моих дяди,

Одеты в солдатскую форму, чему-то задорно смеялись…

Давно дед сшил последнюю шапку. Давно дед спел последнюю песню.

А со своих портретов смеются геройски дяди… Смеются из моего детства.

* * *

Из-под снега выглянет асфальт – как лицо из-под белил.

Главного ещё я не сказал. Хоть и много, вроде, говорил.

Все старо, как прошлогодний снег. Да и нынешний уже не нов.

Хоть и близким кажется успех – дотянуться не хватает слов.

Поищу их в письмах фронтовых. Там про снег и про войну.

В лица дядей вечно молодых сквозь их строки загляну.

Снег в тех письмах – вечно молодой, лучшие слова – одни на всех.

Время между мною и войной – утрамбовано, как снег.

О шапках я написал не просто так. Выйдя на пенсию, дед увлёкся изготовлением шапок и фуражек (можно, наверное, сказать, что это было своеобразное хобби, которым он занимался основательно и с удовольствием). У него были самодельные лекала для всех размеров головных уборов, и среди соседей и знакомых он обрёл уважаемый статус шапочных дел мастера, (что в эпоху дефицита ценилось, как всё материальное). Причём, денег за работу принципиально не брал. Но благодарности в виде конфет, или другого «продухта» принимал. Дедушка был не очень грамотный человек, писал с чудовищными ошибками, да и читал с трудом. Но у него была хорошая память, он запоминал прочитанное, а поскольку чтение детских книг в его исполнении было главным и любимым развлечением моего раннего детства, то уже повторное прослушивание народных сказок (причём, были две книги – на русском и на украинском языке), стихотворений Барто, Маршака, Чуковского и Михалкова, а также «Приключений Незнайки» Носова (красиво оформленной книжки на украинском языке) шло без запинок, да ещё и с житейскими комментариями. Может быть, из-за этих книг, а может всё как-то предопределено Богом, но с детства мне хотелось стать не военным, не космонавтом (ох, как это было модно в 60-е), не геологом, а писателем, или (как уступка реальности) – журналистом. В роду писателей не было, хотя дядя, родной брат мамы, после окончания школы сочинил целую повесть под названием «Одноклассники» и послал её для оценки Борису Горбатову. Но все оценки отменила война, похоронившая и дядю, который после окончания педагогического техникума пошёл на фронт, и его повесть. А ещё один мамин брат окончил военное училище и сгинул в Брестской крепости. Мама писала Сергею Смирнову, просила помочь найти хотя бы упоминание о брате. «Пропал без вести» - это всё, что нашлось. Пишу это в конце января 2015 года в родном Луганске. Здесь снова идёт война. Жестокая, кровопролитная, беспощадная. Из двух областей сделали гетто, наподобие тех, куда фашисты загоняли евреев. Теперь здесь широкое представительство национальностей, но обзывают всех одинаково – «вата», «колорады», «сепары»… Откуда столько ненависти, злорадства? Как быстро всё забывается… Гетто, блокада, война… С кем??? Со своим народом? Людям моего поколения (о тех, кто старше – и речи нет) это не то, что понять трудно, представить невозможно. Но вот всего за пару десятилетий вырастили бездумную, не знающую истории, дремуче-агрессивную молодёжь, для которой «нация превыше всего», а убить – всё равно, что «дёргнуть за веревочку». В середине 50-х годов, когда ещё так свежи были воспоминания о кошмарах войны с не доморощенными, а иноземными фашистами, даже самые матёрые фантасты не могли до такого додуматься.

* * *

Запах «Красной Москвы» - середина двадцатого века.

Время – «после войны». Время движется только вперёд.

На углу возле рынка – с весёлым баяном калека.

Он танцует без ног, он без голоса песни поёт…

Это – в памяти всё у меня, у всего поколенья.

Мы друг друга в толпе мимоходом легко узнаём.

По глазам, в коих время мелькает незваною тенью

И по запаху «Красной Москвы» в подсознанье своём…

Помню «Красную Москву», коробочку с кисточкой, запах, бывший тогда атрибутом похода в гости или на какое-то торжество. Ставший для меня (наверное, не только для меня) своеобразным символом эпохи. И дело не только в аромате, но и в названии. Но, всё же, запах книг был мне милей. Вот, как я ответил на вопрос областной библиотеки о том, что было определяющим для меня в годы детства.

ОТРАДА МОЕГО ДЕТСТВА

Чтение стало моим любимым занятием, наверное, с рождения. Первые воспоминания детства – я сижу рядом с дедушкой, и он читает мне сказки, причём, и на русском, и на украинском языке. Очень хороший был сборник сказок народов мира на украинском языке, уже тогда весь потрёпанный и затёртый до дыр. И рядом со сказками, конечно, стихи Маршака и Барто, Михалкова и Чуковского, Благининой… А ещё была чудесная книжка «Стихи и сказки Пушкина» - оттуда сразу запомнилось «У лукоморья дуб зелёный». Сразу и на всю жизнь. А потом я и сам научился читать довольно рано, и уже никаких других занятий и развлечений не искал. Среди первых прочитанных книг – «Приключения Карика и Вали» Я.Ларри, «Борьба за огонь», Ж.Рони «Приключения Буратино», А.Толстого «Приключения Незнайки» (на украинском языке) Н.Носова, «Старик Хоттабыч» Л.Лагина, «Кондуит и Швамбрания» Л.Кассиля… Лет в шесть начал читать «взрослые» книги из тех, что стояли у родителей в книжном шкафу. Вспоминаю «Флаги на башнях» Макаренко, «Старую крепость» Беляева, «Белеет парус одинокий» и «Сын полка» Катаева, «Таинственный остров» Жюля Верна (перечитывал несколько раз с восторгом). Во втором классе в школьной библиотеке попросил «Молодую гвардию». Библиотекарь Зинаида Яковлевна сказала: «Тебе ещё рано такие книги читать». На что я ответил: «Это для папы». Она с сомнением переспросила: «А что, папа разве не читал Фадеева?» «Читал, конечно, - заверил я, - просто хочет ещё раз перечитать». Враньё моё выявилось очень быстро – библиотекарь поинтересовалась у моей мамы: «Как там, мол, супруг? Читает «Молодую гвардию»? Но наказан я не был, и книгу прочитал очень быстро. Впечатление от неё было огромное. Таким же осталось на всю жизнь. Примерно тогда же прочитал «Чапаева» и «Как закалялась сталь». Что бы сегодня ни говорили, это – хорошие книги. И полезные. Потом пришёл черёд четырёхтомника Аркадия Гайдара, шеститомника Льва Кассиля, собраний сочинений Джека Лондона, Николая Гоголя, Константина Паустовского. Вообще, мне тогда казалось, что плохих книг просто не бывает. Я читал запоем, одолевая подряд все книги из родительской библиотеки, потом – из районной. Было время, когда мне начали запрещать читать так много. И я читал поздним вечером под одеялом, включая фонарик (тогда только появились китайские, в виде цилиндриков). А ещё вспоминаю, как на мой шестой день рождения бабушка с дедушкой подарили шикарный, толстый фолиант в кожаной обложке. Я с восторгом разорвал прозрачную обёрточную бумагу и с ужасом и разочарованием увидел, что это – лишь имитация книги. На самом деле под книжной обложкой был очень оригинальный набор шоколадных конфет, привезенных из Риги. И я от обиды заплакал. И бабушка расстроилась тоже. Хорошо это или плохо, но чтение было беспорядочным. Не было магистральной линии – читать только классику или, наоборот – только современную литературу. Кому-то, наверное, покажется, что уж больно идеологизированным был выбор книг. Что сказать… Тогда мне так не казалось. Но если и присутствовал элемент идеологии, то в основе её – любовь к Родине, понятия дружбы, порядочности. На мой взгляд, сегодня именно такой идеологии не хватает. Поскольку я был отличник, то после первых четырёх классов в конце года вместе с похвальной грамотой получал в подарок книги. Это была хорошая традиция.