Всё это нужно пережить - Страница 26

И нам с тобой, живущим не в раю, а здесь, среди дыханья несвободы

Улиц лик орденоносен в середине 50-х был, как минимум два раза в году – 7 ноября и 1 мая. День Победы тогда был рабочим днём. Я ходил на демонстрации поочередно – то с мамой, то с папой. Мне нравилась атмосфера праздника. «Утро красит нежным светом…», «Широка страна моя родная…» - Дунаевский создал музыкальное воплощение радости и душевной бодрости. Перед демонстрацией на указанном месте собирались заранее. То есть, праздничное утро было ранним, не медленным и ленивым, как в воскресенье, а таким быстрым, весёлым, под духовые оркестры, которые по дороге, не теряя времени зря, уже наяривали марши и вальсы, под громкоговорители, которые занимались тем же, плюс озвучивая какие-то лозунги и призывы. Из приветствий запомнил такое: «А вот идёт колонна корейских женщин! Поприветствуем её! Ура!» Почему корейских – а кто его знает! Быстрый завтрак перед демонстрацией – он тоже праздничный. Холодец, оливье, наполеон… Папа «хлопал» для бодрости 50 грамм «Столичной», и мы «шли на парад», а заранее надутые воздушные шарики трепетали в моей руке. Дедушка оставался дома, но надевал какой-то праздничный китель и благоухал «Тройным» одеколоном. Мама реагировала на это неодобрительно – «Завонял всю квартиру». В ответ на эти претензии он перешёл на «Шипр», и мама безрадостно смирилась. Места сбора были разные. Поначалу – в районе Ленинской, и все колонны должны были продемонстрировать верность вождю, пройдя мимо его памятника, вокруг которого сооружалась трибуна. Потом маршрут поменяли, и все шагали по новой и просторной Советской, где трибуна была намного больше, и вдоль неё трепетали флаги с портретами членов Политбюро, а также знамёна союзных республик. Сейчас понимаю, что во всём этом было много лицемерия, и радость во многом была показная. И, всё же, она была, эта самая радость. Пока стояли в ожидании начала демонстрации, начинались стихийные танцы под баян или духовой оркестр. Плясали краковяк и ещё какие-то мудрёные пасодобли. Дурачились, короче. Пели, хохотали… И выпивали (прямо из горла, а чё – праздник)! Настроение было весёлое, что ни говори. Наконец, старшие колонн командовали построение, раздавали знамёна и плакаты – не с пустыми же руками идти мимо трибун, и в рваном темпе, то ползком, то бегом, мы приближались к трибуне с местными небожителями. «Ура!» - кричали мы вместе с папой, и рядом все тоже орали, и музыка играла, и с трибун махали приветственно вожди. Чему радовались? Просто жизни. Миру, относительной свободе, весне и грядущему лету в мае, наступающему Новому году в ноябре… Это я так сейчас думаю. А тогда мне было не до размышлений. Главное – громко крикнуть «Ура!» И папа, большой остряк, видя, как я стараюсь, заботливо предупреждал: «Смотри, не пукни». И все смеялись.

* * *

В городе фонтанов жил рабочий люд. Вроде, ничего не изменилось.

Только вот характер стал у жизни крут. И фонтаны плакать разучились.

В небе проплывают те же облака. Равнодушно смотрит в реку ива.

Кажется, вот-вот, зажмуришься слегка, – И опять, как в детстве, всё красиво.

Только всё, что было – не вернуть назад. Жизнь идёт, как поезд без стоп-крана.

Кто ты мне, – Товарищ, волк иль брат, город, что забыл свои фонтаны.

Забыто – не забыто… Что-то, всё-таки, остаётся в памяти. Причём, хорошее запоминается легче и помнится лучше. Видно, человеческий мозг так устроен. И, может быть, это поможет не только восстановить всё разрушенное, но сделать лучше, удобнее, красивее… А как иначе? Большинство людей хотят того же, просто делают иногда совсем не то, что хотят. Но желают друг другу, особенно по праздникам – только счастья и благополучия. На то и надежда. Особые пожелания всегда – к Новому году. Вроде, и праздник такой, что больше грустного в нём, чем радостного – все становятся на год старше. Что хорошего, казалось бы… Но веселятся все от души и радуются в надежде, что вдруг вместе с новым годом действительно придёт новое счастье. Для меня в те годы встреча нового года начиналась с установки ёлки, которая помещалась в крестовину в углу зала. Сначала на её ветвях появлялись конфеты и мандарины, их запах смешивался с ароматом хвои, и это было первой приметой праздника. Но главное – ёлочные игрушки. Они были разные, мне нравились все, но особенно – какие-то просто волшебные матовые шары розового, жёлтого и салатного цвета.

Они были так хороши, что их хотелось съесть. Как сказала мама, шары были немецкими, и ей их после войны подарил какой-то ухажёр. Вообще, по её редким воспоминаниям, за ней ухаживали многие, особенно в студенческие годы. Она была яркой, смешливой, статной девушкой, похожей, как ей говорили, на знаменитую актрису Дину Дурбин. Училась в Харьковском медицинском институте, и была врачом по велению души. Причём, врачом – детским, отзывчивым и заботливым. Её называли очень хорошим диагностом – практически, не ошибалась, ставя диагноз. Старалась быть в курсе всех медицинских новаций, читала научные журналы (потом её новаторство вышло боком в моей судьбе, и журналы она читать прекратила). Из всех кавалеров (среди которых был и ставший потом местным олигархом Аркадий Лесничевский) она выбрала симпатягу-морячка Давида (какую-то роль, видно, сыграло и то, что так же звали погибшего в войне брата). В глазах многих они, вероятно, были идеальной парой. По крайней мере, в 50-е годы это было недалеко от истины. Фраза Аркадия Гайдара из «Голубой чашки» о том, что «жизнь, товарищи, была совсем хорошая» в то время была и о нашей семье. Взаимная любовь делает возможным счастье без богатства – это точно. Счастье отражалось в тех матовых шарах, оно сверкало в ёлочных гирляндах и вращало пропеллеры самолётиков и дирижаблей, украшавших нашу ёлку. Кроме них тогда среди модных ёлочных игрушек были ракеты, космонавты, початки кукурузы, солдатики… Кстати, солдатики (и оловянные, и пластмассовые) были и среди моих повседневных игрушек. Но любимыми они так и не стали, не было во мне, видно, военной жилки. В общем, появление ёлки (украшали её примерно за неделю до нового года) знаменовала приближение праздника. Видимо, новогодними подарками меня тогда не баловали, потому что память о них не сохранилась вовсе. И сам новогодний вечер проходил в «рабочем» режиме – спать я отправлялся по расписанию, а родители, думаю, сидели за столом под радио и патефон, а с появлением телевизора – под «Голубой огонёк». Праздник продолжался ежедневными походами на городскую ёлку, которая работала в режиме карусели, и устанавливалась на центральной площади. Но главным было посещение новогоднего представления во Дворцах культуры имени Ленина или Маяковского и получение вожделенного подарка. В ДК Маяковского было хорошо. И Дед Мороз со Снегурочкой плясали в хороводе, и подарки за рассказанные стишки и спетые песенки давали (цветные карандаши и раскраски), и потом в зале был детский спектакль с мультфильмами. Но в ДК Ленина всё было интереснее и, что ли, качественнее. Это как первый и высший сорт. Почему-то мне родители чаще приносили приглашение именно в ДК Маяковского. Но огорчение, если и было, то – мимолётным.